Кальдерон и его драмы
Mar. 19th, 2008 02:22 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
estell_greydawДрамы П. Кальдерона как высшее воплощение художественных принципов и стиля барокко в испанской литературе
Восприятие мира и жизни как сна, как театра – характерная черта искусства барокко. В связи с этим, рассматривая творчество Кальдерона, можно упомянуть работу американского ученого Брюса Уордроппера «Воображение в метатеатре Кальдерона». Уордроппер под «метатеатром» или «метадрамой» понимает театр, который представляет жизнь как нечто заранее драматизированное, как продукт не наблюдения, а воображения, то есть, жизнь и в самом деле есть сон. Речь идет о таком построении сюжета, когда события спровоцированы воображением одного из персонажей, который и есть сновидец.
Эта черта барокко связана, по-видимому, с разочарованием в возможности достижения идеалов, провозглашенных Ренессансом. Ренессанс полагал человеческую природу совершенной, а судьбу – злой, препятствующей осуществлению его свободы и желаний. Барокко же, разочаровавшись в возможности достичь гуманистической ренессансной свободы, ведет поиск в другом направлении. Для барокко очень характерно осознание жизни как пути к смерти, которая есть неизбежный итог. Но в искусстве барокко нет безысходного страха смерти – она видится как пробуждение от тяжкого сна жизни, обретение истинной свободы духа. В барокко отчетлив мотив несвободности жизни, ее предопределенности, в связи с чем и возникает видение жизни как театра, жизни как сна. В попытке осмыслить это барокко создает многочисленные жанры, так или иначе касающиеся тематики жизни и смерти, христианских идей (ибо свобода в понимании барокковых писателей невозможна без Бога) – аллегории, ауто, религиозно-философские драмы и комедии. Что характерно, трагедий в их истинном смысле в барокко мы не наблюдаем – потому что для бароккового героя нет той трагической безысходности, как у его предшественников, героев Возрождения, желавших достичь ясности во всех вопросах и бросавших вызов судьбе. Герои Ренессанса желали изменить несовершенный мир, и в этом была их трагедия. Герои барокко прежде всего желали изменить себя, и им это удавалось.
Писатели эпохи барокко осознавали мир в его разобщенности, неустроенности, и искали объединяющее начало во вне – в мире духовном, отчаявшись найти его в жизни. Идеальным средством для такого поиска оказались именно драмы. Эпохи барокко подарила нам религиозно-философскую драму, которая достигла своего наивысшего воплощения в творчестве Кальдерона.
Кальдерон – одна из центральных фигур в европейской художественной культуре XVII века. Он был выдающимся сыном великого столетия, в котором завершился Ренессанс и развилось барокко. Семнадцатый век был своеобразным и своенравным наследником Ренессанса – он, не отрицая его достижений, выдвинул свои идеи о мироустройстве и об устройстве человеческой жизни, как личной, так и общественной. Это был век торжества барокко, в котором причудливо сочетались гуманизм Возрождения и христианские идеи. Если писатели Ренессанса делали ставку на силу разума и на свободу человека, то писатели барокко не забывали и о Боге, и искали гармонию для человека не в природе его, а в его душе. Ренессансный герой оказывался перед миром и судьбой одиноким и бросал им вызов. Герой эпохи барокко никогда не был одинок, ибо рядом с ним всегда находился Бог.
Барокко, особенно испанское барокко, вообще очень сильно связано с христианскими идеями. Недаром именно в испанской барокковой литературе получили широкое распространение и развились так называемые ауто – одноактные священные пьесы, действие которых обычно относится к временам раннего христианства или же вообще к некоему абстрактному времени, а действуют в них очень часто аллегорические образы. Кроме того, в противовес Ренессансу, в литературе барокко нет четкой идейной регламентации. Барокко стремится соединить несоединимое, найти гармонию в сочетании человеческого и божественного. Барокко не забывает о том, что сущность человека не только природная, но и духовная. Для Кальдерона, например, человек – не просто совершенное по своей природе творение, но и обладатель души, которой Богом дана свобода выбора и воли, а значит, судьба подвластна человеку. Если герои Шекспира желали бы изменить несовершенный мир, то герои Кальдерона прежде всего желали изменить себя.
Из всех возможных регуляторов общественного устройства в гармонии Кальдерон особое предпочтение отдает понятию чести, делая его ключевым, как полагает академик Г. Степанов в «Слове о Кальдероне»: «Понятие «честь», имеющее значение некоего универсального морального принципа поведения отдельного человека, приобретает у Кальдерона смысл основного регулятора социальных отношений, фундамента общественного блага, при том, что функция носителя абсолютной идеи чести приписывается в первую очередь королю» (5, с. 6), и здесь мы можем отметить несомненный переклик с идеей классицизма о короле как высшем воплощении чести, порядка и блага, правосудия. Однако следует добавить, что в Испании чувство чести всегда было присуще и остро переживалось всеми, от простого крестьянина до благородного идальго. Неудивительно, что Кальдерон использует понятие чести как важнейшую категорию применительно к конкретному сообществу – испанской нации.
Кроме понятия чести, в творчестве Кальдерона особое место занимают категории общехристианского плана – вера и любовь. Они являются определяющими понятиями прежде всего при рассмотрении религиозно-философской драмы, воплотившей в себе основные принципы барокко. Писатели барокко подчеркивали, что человек не только совершенен по своей природе (как Божие творение), но и является существом, отмеченным печатью грехопадения и смерти. Человек барокко ощущает хаос Бытия, стремится противостоять ему, ищет гармонию, и в этом поиске так же мало ясности, как много ее в гармонии Ренессанса. Обращаясь к Богу и к христианским идеалам, человек барокко находит гармонию там, где ее не искали его предшественники, люди Ренессанса. Для Кальдерона гармония божественная заключена прежде всего в понимании человеком любви и в вере. В его творчестве любовь и вера приобретают некий космический принцип, посредством которого усмиряется вселенная, стремящаяся к распаду под напором разнонаправленных сил и обилия несогласующихся между собой форм. Любовь в понимании Кальдерона помогает разуму проложить дорогу не только к людям, но к вещам и событиям. «Любовь у Кальдерона нерасторжимо связана с верой, которая означает не только сверхъестественную христианскую добродетель, но и обыденную доверчивую преданность и верность в действиях и поведении всякого «естественного человека» (5, с. 4). Способность доверять – то есть, способность постигать нравственную ценность другой личности, требует душевной стойкости, а требование душевной стойкости особенно важно потому, что сама вера включает в себя элемент риска (если она, конечно, не слепа). «Вера в другую личность без надежных оснований и гарантий превращается в высшее испытание моральной стойкости и подлинный критерий в отношениях человека к человеку» (5, с. 4). Именно так видел Кальдерон источники моральной силы, способной противостоять трагическим коллизиям его времени.
Кальдерон во многом – наследник Лопе де Вега, хотя их и разделяет три поколения – родился Кальдерон ровно спустя сто лет после Лопе де Вега. У них была одна родина, но разная эпоха. И если во времена Лопе де Вега Испания представляла собой централизованную абсолютистскую монархию, находящуюся в зените политического и военного могущества, то во времена Кальдерона это была совсем другая страна, и люди, соответственно, тоже стали другими. В чем же разница?
В эпоху Лопе де Вега происходило формирование национального испанского театра, в эпоху Кальдерона оно завершилось – театр оформился. Начало свое испанский театр взял у итальянского, сочетая с итальянскими традициями собственно испанские традиции народного театра и традиции религиозно-философских представлений. Лопе де Вега создавал театр, Кальдерон же его завершил. В эпоху Кальдерона Испания утратила свое былое могущество, ее раздирали внутренние распри, господство на морях было подорвано, инквизиция хозяйничала в стране, а литература и театр оказались в полном загоне. С улицы им пришлось перейти в салоны, оставив для широкой публики только священные ауто – одноактные пьесы религиозно-философского содержания. Церковь устраивает гонения на театр. Официально разрешено ставить только религиозные и исторические пьесы. Это не могло не повлиять на творчество Кальдерон. Он принимает духовный сан и становится настоятелем собора в Толедо. В связи с этим полностью перестает писать светские комедии и занимается исключительно ауто, в которых идеи и принципы испанского барокко с его тяготением к христианскому мистицизму достигают высшего развития. Этот жанр предназначался для того, чтобы проповедовать христианские идеи в широких массах населения —вспомним, что для католиков Священное Писание возможно только на латыни, поэтому читать его могли лишь высокообразованные люди, в основном дворяне и церковники – поэтому в Испании и Португалии, самых «католических» странах, и возникает особый вид мистерии. Ауто были глубоко аллегоричны, имели жесткие формальные и содержательные рамки, должны были нести определенную идею, должны были быть доходчивы и понятны для простого народа.
Ауто составляют примерно треть творческого наследия Кальдерона, так же, как религиозно-философские драмы.
Ауто Кальдерон писал на протяжении всей жизни и именно из них вышла его религиозно-философская драма, ставшая венцом развития испанского барокко. Что касается ауто, то после Кальдерона никто не сумел превзойти его на этом поприще и после его смерти этот жанр пришел в упадок.
Философские драмы – высшее достижение Кальдерона, как и ауто, но в них он был, пожалуй, не просто совершенным мастером, а во многом и создателем. Одной из самых грандиозных по замыслу является драма «Стойкий принц», в которой многие исследователи видят «апофеоз веры, дающей человеку бессмертие» (7, с. 30). В «Стойком принце» слито воедино несколько тем, взаимопоясняющих друг друга. Основные темы – тема свободы человеческого духа и тема чести, и первая связана с попыткой решить загадку смерти, а вторая – загадку жизни.
Продолжаются эти темы и в драме «Жизнь есть сон», где Кальдерон добавляет к ним еще и тему веры в возможность изменить собственную судьбу, но исключительно силой воли. Так, Сехизмундо, заточенный с ранних лет в тюрьме, обречен стать тираном, но силой собственной воли и желанием творить добро изменяет судьбу, становясь подлинным человеком.
Следует отметить еще одну драму Кальдерона – «Любовь после смерти», которую тоже можно отнести к религиозно-философским драмам. В этой пьесе Кальдерон хотя и проявляет чрезмерную для его времени веротерпимость, но постулирует христианские идеи любви и человеколюбия с такой же убежденностью, как и в своих «аутос сакраменталь».
Творчество Кальдерона, расцветшее в период упадка испанской культуры, тем не менее во многом стало отправным для более поздней эпохи, эпохи романтизма. Как бы это ни показалось странным, однако романтизм больше взял от Кальдерона, чем классицизм. Кальдерон был достаточно дидактичен, чтобы быть учителем классицистов и просветителей, но недостаточно рационалистичен, чтобы стать им. Вообще, барокко и классицизм, существуя примерно в одно и то же время, в каком-то смысле взаимопересекались, тогда как Просвещение, главной чертой которого был дидактизм, основанный на «разумном» (что объединяло его с Ренессансом), предпочитал именно просвещать и воспитывать, а не исследовать тайны человеческой души, поучать, а не искать истину в Боге. А романтизм, которому претила любая дидактичность, нашел в творчестве Кальдерона богатую сокровищницу, из которой можно было черпать широко и долго – как из искусства барокко вообще. Как мы знаем, романтизм достаточно часто обращался к барокковым мотивам, вспомним лишь историю Дон Жуана. Кроме того, по мнению И. А. Тертеряна, преемственность романтизма и барокко можно «проследить и в общих эстетических установках, конкретнее – в теории драмы» (6, 165). Романтизм, позаимствовав у барокко основные мотивы, не обошел вниманием и мотив жизни как сна, очень характерный для искусства барокко. Достаточно вспомнить сны в произведениях романтиков, как мы увидим их несомненную преемственность от Кальдерона и барокко вообще (Гофман, Клейст, Новалис и другие немецкие романтики особенно ярко пользовались мотивом поучительного или жизненного сна). Религиозно-философские драмы Кальдерона, несомненно, являются высшим достижением его творчества. В них которых принципы испанского барокко достигли наибольшего развития. Последователи Кальдерона уже не смогли превзойти его.
Восприятие мира и жизни как сна, как театра – характерная черта искусства барокко. В связи с этим, рассматривая творчество Кальдерона, можно упомянуть работу американского ученого Брюса Уордроппера «Воображение в метатеатре Кальдерона». Уордроппер под «метатеатром» или «метадрамой» понимает театр, который представляет жизнь как нечто заранее драматизированное, как продукт не наблюдения, а воображения, то есть, жизнь и в самом деле есть сон. Речь идет о таком построении сюжета, когда события спровоцированы воображением одного из персонажей, который и есть сновидец.
Эта черта барокко связана, по-видимому, с разочарованием в возможности достижения идеалов, провозглашенных Ренессансом. Ренессанс полагал человеческую природу совершенной, а судьбу – злой, препятствующей осуществлению его свободы и желаний. Барокко же, разочаровавшись в возможности достичь гуманистической ренессансной свободы, ведет поиск в другом направлении. Для барокко очень характерно осознание жизни как пути к смерти, которая есть неизбежный итог. Но в искусстве барокко нет безысходного страха смерти – она видится как пробуждение от тяжкого сна жизни, обретение истинной свободы духа. В барокко отчетлив мотив несвободности жизни, ее предопределенности, в связи с чем и возникает видение жизни как театра, жизни как сна. В попытке осмыслить это барокко создает многочисленные жанры, так или иначе касающиеся тематики жизни и смерти, христианских идей (ибо свобода в понимании барокковых писателей невозможна без Бога) – аллегории, ауто, религиозно-философские драмы и комедии. Что характерно, трагедий в их истинном смысле в барокко мы не наблюдаем – потому что для бароккового героя нет той трагической безысходности, как у его предшественников, героев Возрождения, желавших достичь ясности во всех вопросах и бросавших вызов судьбе. Герои Ренессанса желали изменить несовершенный мир, и в этом была их трагедия. Герои барокко прежде всего желали изменить себя, и им это удавалось.
Писатели эпохи барокко осознавали мир в его разобщенности, неустроенности, и искали объединяющее начало во вне – в мире духовном, отчаявшись найти его в жизни. Идеальным средством для такого поиска оказались именно драмы. Эпохи барокко подарила нам религиозно-философскую драму, которая достигла своего наивысшего воплощения в творчестве Кальдерона.
Кальдерон – одна из центральных фигур в европейской художественной культуре XVII века. Он был выдающимся сыном великого столетия, в котором завершился Ренессанс и развилось барокко. Семнадцатый век был своеобразным и своенравным наследником Ренессанса – он, не отрицая его достижений, выдвинул свои идеи о мироустройстве и об устройстве человеческой жизни, как личной, так и общественной. Это был век торжества барокко, в котором причудливо сочетались гуманизм Возрождения и христианские идеи. Если писатели Ренессанса делали ставку на силу разума и на свободу человека, то писатели барокко не забывали и о Боге, и искали гармонию для человека не в природе его, а в его душе. Ренессансный герой оказывался перед миром и судьбой одиноким и бросал им вызов. Герой эпохи барокко никогда не был одинок, ибо рядом с ним всегда находился Бог.
Барокко, особенно испанское барокко, вообще очень сильно связано с христианскими идеями. Недаром именно в испанской барокковой литературе получили широкое распространение и развились так называемые ауто – одноактные священные пьесы, действие которых обычно относится к временам раннего христианства или же вообще к некоему абстрактному времени, а действуют в них очень часто аллегорические образы. Кроме того, в противовес Ренессансу, в литературе барокко нет четкой идейной регламентации. Барокко стремится соединить несоединимое, найти гармонию в сочетании человеческого и божественного. Барокко не забывает о том, что сущность человека не только природная, но и духовная. Для Кальдерона, например, человек – не просто совершенное по своей природе творение, но и обладатель души, которой Богом дана свобода выбора и воли, а значит, судьба подвластна человеку. Если герои Шекспира желали бы изменить несовершенный мир, то герои Кальдерона прежде всего желали изменить себя.
Из всех возможных регуляторов общественного устройства в гармонии Кальдерон особое предпочтение отдает понятию чести, делая его ключевым, как полагает академик Г. Степанов в «Слове о Кальдероне»: «Понятие «честь», имеющее значение некоего универсального морального принципа поведения отдельного человека, приобретает у Кальдерона смысл основного регулятора социальных отношений, фундамента общественного блага, при том, что функция носителя абсолютной идеи чести приписывается в первую очередь королю» (5, с. 6), и здесь мы можем отметить несомненный переклик с идеей классицизма о короле как высшем воплощении чести, порядка и блага, правосудия. Однако следует добавить, что в Испании чувство чести всегда было присуще и остро переживалось всеми, от простого крестьянина до благородного идальго. Неудивительно, что Кальдерон использует понятие чести как важнейшую категорию применительно к конкретному сообществу – испанской нации.
Кроме понятия чести, в творчестве Кальдерона особое место занимают категории общехристианского плана – вера и любовь. Они являются определяющими понятиями прежде всего при рассмотрении религиозно-философской драмы, воплотившей в себе основные принципы барокко. Писатели барокко подчеркивали, что человек не только совершенен по своей природе (как Божие творение), но и является существом, отмеченным печатью грехопадения и смерти. Человек барокко ощущает хаос Бытия, стремится противостоять ему, ищет гармонию, и в этом поиске так же мало ясности, как много ее в гармонии Ренессанса. Обращаясь к Богу и к христианским идеалам, человек барокко находит гармонию там, где ее не искали его предшественники, люди Ренессанса. Для Кальдерона гармония божественная заключена прежде всего в понимании человеком любви и в вере. В его творчестве любовь и вера приобретают некий космический принцип, посредством которого усмиряется вселенная, стремящаяся к распаду под напором разнонаправленных сил и обилия несогласующихся между собой форм. Любовь в понимании Кальдерона помогает разуму проложить дорогу не только к людям, но к вещам и событиям. «Любовь у Кальдерона нерасторжимо связана с верой, которая означает не только сверхъестественную христианскую добродетель, но и обыденную доверчивую преданность и верность в действиях и поведении всякого «естественного человека» (5, с. 4). Способность доверять – то есть, способность постигать нравственную ценность другой личности, требует душевной стойкости, а требование душевной стойкости особенно важно потому, что сама вера включает в себя элемент риска (если она, конечно, не слепа). «Вера в другую личность без надежных оснований и гарантий превращается в высшее испытание моральной стойкости и подлинный критерий в отношениях человека к человеку» (5, с. 4). Именно так видел Кальдерон источники моральной силы, способной противостоять трагическим коллизиям его времени.
Кальдерон во многом – наследник Лопе де Вега, хотя их и разделяет три поколения – родился Кальдерон ровно спустя сто лет после Лопе де Вега. У них была одна родина, но разная эпоха. И если во времена Лопе де Вега Испания представляла собой централизованную абсолютистскую монархию, находящуюся в зените политического и военного могущества, то во времена Кальдерона это была совсем другая страна, и люди, соответственно, тоже стали другими. В чем же разница?
В эпоху Лопе де Вега происходило формирование национального испанского театра, в эпоху Кальдерона оно завершилось – театр оформился. Начало свое испанский театр взял у итальянского, сочетая с итальянскими традициями собственно испанские традиции народного театра и традиции религиозно-философских представлений. Лопе де Вега создавал театр, Кальдерон же его завершил. В эпоху Кальдерона Испания утратила свое былое могущество, ее раздирали внутренние распри, господство на морях было подорвано, инквизиция хозяйничала в стране, а литература и театр оказались в полном загоне. С улицы им пришлось перейти в салоны, оставив для широкой публики только священные ауто – одноактные пьесы религиозно-философского содержания. Церковь устраивает гонения на театр. Официально разрешено ставить только религиозные и исторические пьесы. Это не могло не повлиять на творчество Кальдерон. Он принимает духовный сан и становится настоятелем собора в Толедо. В связи с этим полностью перестает писать светские комедии и занимается исключительно ауто, в которых идеи и принципы испанского барокко с его тяготением к христианскому мистицизму достигают высшего развития. Этот жанр предназначался для того, чтобы проповедовать христианские идеи в широких массах населения —вспомним, что для католиков Священное Писание возможно только на латыни, поэтому читать его могли лишь высокообразованные люди, в основном дворяне и церковники – поэтому в Испании и Португалии, самых «католических» странах, и возникает особый вид мистерии. Ауто были глубоко аллегоричны, имели жесткие формальные и содержательные рамки, должны были нести определенную идею, должны были быть доходчивы и понятны для простого народа.
Ауто составляют примерно треть творческого наследия Кальдерона, так же, как религиозно-философские драмы.
Ауто Кальдерон писал на протяжении всей жизни и именно из них вышла его религиозно-философская драма, ставшая венцом развития испанского барокко. Что касается ауто, то после Кальдерона никто не сумел превзойти его на этом поприще и после его смерти этот жанр пришел в упадок.
Философские драмы – высшее достижение Кальдерона, как и ауто, но в них он был, пожалуй, не просто совершенным мастером, а во многом и создателем. Одной из самых грандиозных по замыслу является драма «Стойкий принц», в которой многие исследователи видят «апофеоз веры, дающей человеку бессмертие» (7, с. 30). В «Стойком принце» слито воедино несколько тем, взаимопоясняющих друг друга. Основные темы – тема свободы человеческого духа и тема чести, и первая связана с попыткой решить загадку смерти, а вторая – загадку жизни.
Продолжаются эти темы и в драме «Жизнь есть сон», где Кальдерон добавляет к ним еще и тему веры в возможность изменить собственную судьбу, но исключительно силой воли. Так, Сехизмундо, заточенный с ранних лет в тюрьме, обречен стать тираном, но силой собственной воли и желанием творить добро изменяет судьбу, становясь подлинным человеком.
Следует отметить еще одну драму Кальдерона – «Любовь после смерти», которую тоже можно отнести к религиозно-философским драмам. В этой пьесе Кальдерон хотя и проявляет чрезмерную для его времени веротерпимость, но постулирует христианские идеи любви и человеколюбия с такой же убежденностью, как и в своих «аутос сакраменталь».
Творчество Кальдерона, расцветшее в период упадка испанской культуры, тем не менее во многом стало отправным для более поздней эпохи, эпохи романтизма. Как бы это ни показалось странным, однако романтизм больше взял от Кальдерона, чем классицизм. Кальдерон был достаточно дидактичен, чтобы быть учителем классицистов и просветителей, но недостаточно рационалистичен, чтобы стать им. Вообще, барокко и классицизм, существуя примерно в одно и то же время, в каком-то смысле взаимопересекались, тогда как Просвещение, главной чертой которого был дидактизм, основанный на «разумном» (что объединяло его с Ренессансом), предпочитал именно просвещать и воспитывать, а не исследовать тайны человеческой души, поучать, а не искать истину в Боге. А романтизм, которому претила любая дидактичность, нашел в творчестве Кальдерона богатую сокровищницу, из которой можно было черпать широко и долго – как из искусства барокко вообще. Как мы знаем, романтизм достаточно часто обращался к барокковым мотивам, вспомним лишь историю Дон Жуана. Кроме того, по мнению И. А. Тертеряна, преемственность романтизма и барокко можно «проследить и в общих эстетических установках, конкретнее – в теории драмы» (6, 165). Романтизм, позаимствовав у барокко основные мотивы, не обошел вниманием и мотив жизни как сна, очень характерный для искусства барокко. Достаточно вспомнить сны в произведениях романтиков, как мы увидим их несомненную преемственность от Кальдерона и барокко вообще (Гофман, Клейст, Новалис и другие немецкие романтики особенно ярко пользовались мотивом поучительного или жизненного сна). Религиозно-философские драмы Кальдерона, несомненно, являются высшим достижением его творчества. В них которых принципы испанского барокко достигли наибольшего развития. Последователи Кальдерона уже не смогли превзойти его.
